Жан Антуан Ватто (1684 — 1721 гг.) — знаменитый французский художник начала 18-го века, создал новый жанр «галантных празднеств» (время назвали «галантный век» ), считается одним из основоположников стиля рококо в европейском искусстве.
Содержание
Детство и юность
В октябре 1684 года в городке Валансьен на севере Франции родился Жан Антуан Ватто, будущий знаменитый живописец. И отец его- кровельщик, человек жестокого и вздорного нрава, и мать, и братья, и даже почтенный метр Жерсен, дававший мальчику первые уроки рисования, очень бы удивились, узнав, что со временем на одной из центральных площадей поставят памятник Ватто. Бронзовый художник с палитрой и кистями в руках навсегда поселился в Валансьене, который навсегда прославлен его, Антуана Ватто, именем.
Родной город не был добр к Ватто. Юноше рано его покинул, чтобы искать счастья в Париже, как и несчетное множество молодых людей того времени. Но сказать, что Ватто искал счастья, было бы не совсем точно. Он никогда не стремился к благополучию, даже признание не слишком прельщало. Он хотел лишь работать так, как считал нужным, и хотел независимости, полной свободы.
Молодость в Париже
Как трудно было в ту пору быть независимым! Жизнь парижского художника, даже удачливого, все равно не была свободной: приходилось искать покровительства и денежной помощи состоятельных любителей искусства, иначе не удавалось прокормиться. Хорошо, если меценат действительно разбирался в живописи, не был самодуром или капризным упрямцем.
Ватто повезло: ему старались помочь люди достойные, чутко угадавшие необычный талант в хрупком, нескладном, часто болевшем юноше. Художник и торговец картинами Мариэтт, живописцы Одран и Жилло, коллекционер Кроза и многие другие были искренне привязаны к Ватто, ценили его дар.
Но сколько раз художник покидал гостеприимный кров, предпочитая ни с чем не сравнимую свободу! Он вовсе не был легким человеком, этот блистательный поэт легкомысленных празднеств. Антуан часто искал одиночества, много размышлял, и мысли его были невеселыми.
Отражение взглядов Ватто в картинах
Хотя казалось бы, все, что он создавал, лучилось тонкой улыбкой, было полно лукавой радостью, беззаботной задумчивостью. У Ватто и задумчивость могла казаться беззаботной.
Он жил в пору, когда скептическая мысль передовых людей эпохи подвергла беспощадному анализу всё, что ещё недавно казалось незыблемым. Власть короля, религия, сам государственный уклад представали теперь в истинном и неприглядном виде.
Начинающийся век Просвещения во всем сомневался. Кумиры падали с пьедесталов. Люди разуверялись в прошлом, не доверяли настоящему, не надеялись на будущее. Надежды у современников Ватто были тревожными, зыбкими и неясными. Сомнительные добродетели короля Людовика XIV были осмеяны, но до решительных социальных перемен было ещё далеко.
“Алчность к деньгам соединилась с жаждою наслаждений и рассеянности; имения исчезали; нравственность гибла; французы смеялись и рассчитывали, и государство распадалось под игривые напевы сатирических водевилей”, — писал о Франции того времени А.С.Пушкин.
Как много в этих словах того, о чем говорил в своих картинах Ватто, — и жажда рассеянности, и пошатнувшаяся нравственность, и насмешливые спектакли.
Новый стиль в творчестве
Ватто любил писать актеров. На сцене театров и ярмарочных балаганов жизнь обретала остроту. В жестах комедиантов нет ничего лишнего. Спектакль словно сгусток жизни. И к тому же театр был смелым искусством, с подмостков сцен звучали слова, приводившие двор в ярость.
“Актеры Французской комедии” (1711-1712 гг.)
В этой картине перед нами усталые и возбужденные после представления лица комедиантов, фантастические костюмы, мальчик — арапчонок, комический старик с длинным носом. Вот где счастливое согласие с жизнью, заново сотворенной и разыгранной на подмостках. Так возникает в творчестве Ватто глубокая мысль о роли искусства, высвечивающего в мире истину, скрытую намеренно или случайно.
Жанр «галантных празднеств»
Нет, живописец оставался далек от политики, но он глубоко и безошибочно ощущал непрочность, смутность времени, когда так многое неясно и лишь тревога и неблагополучие несомненны. Ирония в его картинах словно защита от чрезмерного беспокойства. И если вглядеться в них пристально, то нетрудно увидеть, что в них больше печали, чем веселья.
Мир обольстительных красавиц и галантных молодых людей, что неторопливо прогуливаются меж стриженых кустарников, искусственных водопадов, кружатся в танце, ведут задумчиво- ироничные беседы, меланхолически глядят на закат, — весь этот мир беззаботен и насторожен. У него нет уверенности в завтрашнем и даже в сегодняшнем дне, нет ни открытой радости, ни глубокого горя, ни добра, ни зла, лишь миражи чувств, маскарад страстей.
Герои Ватто ни во что не верят, ничего не боятся, ни на что не надеются. А ведь они и окружающая их реальность так прельстительны, так красивы: нежные, розовеющие, как перламутр, лица, плавные жесты, невесомая , плавная поступь, разлитая в каждом движении грация.
А какие костюмы- тончайшие, какие только можно и невозможно вообразить оттенки: бледно- коралловые, золотистые, серовато — зеленые, пепельно- сиреневые, и все в благородном согласии. Какие сады, рощи, парки, вечно светлое небо, не знающее дурной погоды, дальние просветыаллей, ясная гладь прудов, желтоватый мрамор статуй.
Казалось бы, счастье должно переполнять души персонажей Ватто, но он наделяет их собственным сомнением. Они словно догадываются о тщетности и призрачности жизни, своей обреченности и даже ненужности. Они похожи на изящные игрушки, которыми играет равнодушная к их жизни судьба.
“Равнодушный” (1717 г.)
Эта знаменитая луврская картина совсем небольшая — около 25 см в высоту. Юноша в переливчатом, бледно- жемчужном костюме и алом плаще, замерев в грациозной неподвижности, готовится начать церемонный танец. Каждая линия будто вторит мелодии, ритмично струясь, обтекая фигуру, рассыпаясь в ломких складках плаща. Краски неярки, но звучны. Есть в них торжественность чуть печального праздника.
Но странно, уже при первом взгляде на картину и беззаботный нарядный танцор, и задумчивый пейзаж чудятся невеселыми. Есть какая-то обездоленность в изящном кавалере, какая-то тревога в затихшем саду, да и негромкая музыка звучит и торжественно, и горько.
Контраст беззаботного сюжета, почти игрушечного по хрупкости персонажа со скрытой в красках и линиях грустью оказывается главным в картине. В том, что пишет Ватто, нет счастливого единства. О красивом он говорит с усмешкой, о весёлом — с горечью, о печальном — с улыбкой.
“Затруднительное предложение” (1715-1716 гг.)
Ватто одним из первых подметил стремление человека к природе, которое станет воспевать и проповедовать философ Жан-Жак Руссо. И если люди на полотне общаются между собой с той же лениво- кокетливой и равнодушной любезностью, то их фигуры неразрывно слиты со светозарным пейзажем, между ними обнаруживается гармония.
Новые идеи Ватто в искусстве
Конечно, Ватто не стремился понять скрытые пружины неумолимых исторических перемен, надвигающихся событий, грозивших избавиться от всего, что праздно существует ради самого себя. Художник просто видел, как далека эта мотыльковая жизнь от новой культуры, которую позже станут называть эпохой Просвещения, от плодотворного сомнения, поисков социальной справедливости. Нет, он не был борцом, но был провидцем.
Поэтому ему интересно и легко было писать актеров. В театре кажущееся, созданное искусством оборачивалось истиной, отважные речи героев заставляли задумываться, по-новому видеть мир. И театральная праздничность не призрачна — это карнавал, где маски правдивее самих лиц.
Казалось бы Ватто всегда пишет одно и то же. На первый взгляд картины его сходны, его персонажи будто принадлежат к одному племени, ирония, веселость, костюмы, даже колорит переходят с полотна на полотно. И пусть актеры одни и те же, пусть сходны декорации и костюмы, но пьесы разные. Вглядитесь — вы найдете в его холстах и драму, только художник застенчив, сдержан, боится слишком сильных чувств и прячется порой за маскарадным костюмом собственной фантазии.
Даже в ранних произведениях, когда он писал усталых солдат на фоне пейзажа, их сгорбленные от тяжести бесконечных переходов фигуры, он не настаивал на слишком печальном настроении: красиво переливались тусклые тона мундиров, вечер гас в темной листве лесов. Нужен пристальный взгляд, чтобы увидеть горестную изнанку “страны Ватто”, о которой он сам говорит словно бы вполголоса, надеясь на чуткость зрителей.
Тем более это заметно, когда художник пишет человека крупным планом. Две такие картины пользуются особенной известностью — это эрмитажный “Савояр с сурком” и луврский “Жиль”.
“Савояр с сурком” (1716 г.)
Мальчик из Савойи, за гроши выступающий перед бедным людом городских окраин с сурком, голоден и нищ. И всё же не одно сострадание движет кистью Ватто. Савояр не чужой в семье персонажей художника. Не беда, что костюм его беден. Он готов улыбнуться над собственной невеселой участью, улыбнуться жизни — и не от избытка оптимизма, а просто потому, что не пристало человеку показывать свою печаль.
“Жиль” (1718-1719 гг.)
Ничего однозначного в картинах Ватто нет. Взгляните на Жиля. Он открыт для насмешки. Его улыбка простодушна, но не весела. Дивной живописью светится его белый балахон, отливая светло- оливковыми, серебристыми, пепельно- фиолетовыми красками, создавая ощущение таинственного, неведомого и самому герою празднества.
Грустит Жиль, но ошибется тот, кто увидит на полотне образ печального паяца, играющего смешную роль. Над этой печалью Ватто склонен скорее иронизировать. Его сочувствие глубоко скрыто: изображая театр, он всегда любуется им, ведь театральные страсти не повод для настоящих переживаний.
И всё же трудно забыть круглое розовое лицо, доверчиво обращенное к зрителю. Каждому чудится: только ему приоткрыл комедиант свою печаль. Ватто с избытком был наделён даром говорить с людьми как бы наедине. И люди в его картинах умеют быть наедине с самими собой, даже в толпе или на карнавале.
“Паломничество на остров Киферу” (1717 г.)
В 1717 году Ватто написал одну из очень немногих картин, рассчитанных на официальное признание. Он был горд, но, как всякий человек, хотел, чтобы его оценили по заслугам. Путь к этому лежал через Королевскую академию художеств, через её регалии и награды. И вот, чтобы стать членом академии, Ватто написал необычно большую для него — почти 2 метра длиной- картину “Паломничество на остров Киферу”.
Её сюжет трактуется по-разному. Главное- это шествие влюблённых пар, которые хотят найти на волшебном острове Кифера ничем не замутненное счастье. У берега ждёт их золочёная ладья. Деревья осеняют прозрачной тенью, а музыка заставляет двигаться с особой торжественной медлительностью. Чувства каждой пары- словно продолжение чувств другой. Все оттенки эмоций воплощаются в разных лицах. Кажется, что это живописный рассказ всего лишь об одной влюбленной паре. А может, это только иллюзия — ведь здесь столько разных характеров. В том и удивительный секрет художника: он не спешит отвечать на вопросы.
“Капризница” (1718 г.)
Но, как бы ни были тонки и сложны чувства персонажей, переживания самого художника были неизмеримо сложнее. Цветом, неожиданными сопоставлениями линий, пятен он передавал порой непередаваемое. В эрмитажном холсте “Капризница” контраст черно- лилового платья с нежной золотистой зеленью пейзажа вызывает ощущение печали, хотя сама сцена не несёт в себе ничего подобного.
“Вывеска лавки Жерсена” (1720 г.)
А в последней работе — “Вывеска лавки Жерсена”- Ватто добился невиданной для своего времени ироничной и одновременно поэтической глубины в изображении людей, любующихся картинами. Это жизнь человеческого духа в соприкосновении с искусством- то, что по-настоящему было реализовано лишь мастерами 19-го века. Так Ватто, получивший от академии незначительное звание “мастера галантных празднеств”, уже в начале 18-го столетия мыслил на век вперёд.
Значение творчества Антуана Ватто
У Ватто не было современников, способных стать рядом с ним. Расцвет французской живописи наступил в 18-ом веке, уже после смерти мастера (он скончался в возрасте 36 лет от чахотки).
Только в его произведениях нашло достойное воплощение то время, когда, общество взглянуло на себя. Ведь для того, чтобы увидеть себя со стороны, надо, чтобы каждый познал себя. И в картинах Ватто это происходит.
Ватто своим искусством открывал людям глаза на их собственную сложность. Его холсты говорят, что в счастливые часы не стоит забывать о грусти, ибо такова жизнь, неоднозначность которой он понимал лучше других. И лучше других ощущал неизбежность перемен. Он превратил сомнение в благотворную силу познания и показал человека наедине с собственными размышлениями. Он оставил нам картины, не позволяющие ленивому покою завладеть душой. Его картины вселяют желание во всем видеть потаённый, главный смысл, а значит — оставаться человеком.
